9
19
44
«Бункер S» – обязательно к просмотру!
Каждый вторник в 18:45 на канале "ТЕРРА-РЕН ТВ".
 
Цифры. Эфир передачи от 13 ноября 2015г. 
ЗАПОЛНИТЕ ФОРМУ и наш менеджер по рекламе перезвонит вам
8 + 1 =
Решите эту простую математическую задачу и введите результат. Например, для 1+3, введите 4.
ОАО "Телерадиокомпания ТЕРРА"

Все Блоги Самары

Чем ближе 9 мая, тем острее воспринимаешь книги о войне...

nalimov Ведущий программы «Первые лица»

7 мая 2015, 01:46

Чем ближе 9 мая и 70-я годовщина Великой Победы, тем острее воспринимаешь книги о войне и людях во время войны. Среди них есть те, которые нужно регулярно перечитывать. На мой взгляд, одно из лучших произведений в этом ряду - «Бабий Яр» Анатолия Кузнецова. В 1941 году он не успел эвакуироваться из Киева и течение двух лет прожил в родном городе вместе со своей матерью, дедом и бабушкой. В это время он вел дневник, который потом стал основой документального романа, поразительно откровенного и честного. В том числе о том, как люди встречают врагов своей Родины хлебом-солью, и о том, как потом с ними враги поступают. О том, что зверство может стать для людей привычным и банальным.

У романа необычная судьба. Он был опубликован в 1966 году и стал, как сегодня говорят, бестселлером. Когда автор сбежал в Лондон, на 30 лет «Бабий Яр» забыли в России. А в эмиграции Кузнецов вернул главы, обрезанные цензурой. В этом виде читать его сегодня особенно интересно. И как выяснилось, актуально...

Насколько я знаю, книгу включили в школьную программу. Кто не знаком, очень рекомендую. Вот небольшие цитаты, они отражают логику событий...


…Но если вам интересно, как человек мечтает о Гитлере, прочтите хотя бы про моего деда.

СЕМЕРИК Федор Власович, мой дед, ненавидел советскую власть всей своей душой и страстно ждал немцев как избавителей, полагая, что хуже советской власти уж ничего на свете быть не может.


19 сентября 1941 года германские войска входили на Крещатик с двух сторон. Одна колонна шла с Подола — это были те, которых встречали еще на Куреневке, бравые, веселые, на автомобилях. Другая входила с противоположной стороны, через Бессарабку, эти были на мотоциклах, прямо с поля боя, закопченные, и шли они тучей, захватывая тротуары, наполнив весь Крещатик треском и бензиновым дымом.

А у немцев, почти у всех, были книжечки-разговорники, они листали их и кричали девушкам на тротуаре:

— Панэнка, дэвушка! Болшовик — конэц. Украйна!

— Украина, — смеясь, поправили девушки.

— Йа, йа! У-край-ина! Ходит гулят шпацирен битте!

Девчонки захихикали, смущаясь, и все вокруг посмеивались и улыбались.


От Бондарского переулка образовалось какое-то движение: видно было, как торжественно плывут головы, и вышла процессия стариков и старух.

Передний старик, с полотенцем через плечо, нес на подносе круглый украинский хлеб с солонкой на нем. Толпа повалила на зрелище, затолкались.


Я принялся читать подробности возрождения церкви на Холмщине и бурного роста искусства в Житомире. Дед выслушал с большим удовольствием, солидно кивая головой.

— Очень хорошо, — сказал он. — Немцы знают, что делают. Вот послушай: когда я был молодой и работал у немецких колонистов, я уже тогда понял, что немцы — это хозяева. Они работу любят, а ленивых ненавидят: что ты заработал, то и получай. А воровства у них нет: уходят из дому, дверь палочкой подопрут — и никаких замков. А если, случись, поймают вора — так уж бьют его, бьют, пока не убьют. Вот теперь ты сам посмотришь, какая будет справедливая жизнь. Рай на земле!


Грабеж Крещатика из-за этих войск начался не сразу, а позднее, а именно ночью, когда стало ясно, что войска заняты лишь своим устройством. После того как первые осторожные грабители потянули из-под носа у немцев полные мешки, на Крещатик побежали люди со всего города. К утру все витрины были уже выбиты, по Крещатику метались фигуры, тащившие рулоны ковров и стопы сервизов, связки ученических портфелей и занавеси из театров. Среди них орудовали немцы. С грозным криком и подзатыльниками они разгоняли грабителей и лезли грабить сами. Как в разворошенном муравейнике — каждый что-нибудь куда-нибудь тащил.

После обеда вдруг ожил Бессарабский рынок: первые торговки вынесли горячие пироги с горохом и вареную картошку, справедливо полагая, что грабящие проголодались. Они сами толком не знали, какую спрашивать цену: давай пачку махорки и наедайся «от пуза».

Открылись две парикмахерские. Расчет предприимчивых евреев-парикмахеров был точный: к ним повалили немецкие офицеры.

Все это происходило так весело, чуть ли не празднично, и солнышко светило, подогревая хорошее настроение.


И вдруг я рядом прочел такое, что не поверил своим глазам:

«ЖИДЫ, ЛЯХИ И МОСКАЛИ — НАИЛЮТЕЙШИЕ ВРАГИ УКРАИНЫ!»

У этого плаката впервые в жизни я задумался: кто я такой? Мать моя — украинка, отец — русский. Наполовину украинец, наполовину «москаль», я, значит, враг сам себе.


Овраг здесь стал узким, разветвлялся на несколько голов, и в одном месте песок стал серым. Вдруг мы поняли, что идем по человеческому пеплу.

Рядом тут, размытый дождями, обрушился слой песка, из-под него выглядывали гранитный тесаный выступ и слой угля. Толщина этого угольного пласта была примерно четверть метра.

На склоне паслись козы, а трое мальчишек-пастушков, лет по восьми, усердно долбили молотками уголь и размельчали его на гранитном выступе.

Мы подошли. Уголь был зернистый, бурого оттенка, так примерно, как если бы паровозную золу смешать со столярным клеем.

— Что вы делаете? — спросил я.

— А вот! — Один из них достал из кармана горсть чего-то блестящего и грязного, подбросил на ладони.

Это были полусплавившиеся золотые кольца, серьги, зубы.

Они добывали золото…

30